Как я провела лето.



В 13 лет я была на редкость некрасивым ребенком: очень худой прыщавый

червяк с большой головой и кривыми зубами. Моя мама меня стеснялась и

весь пубертатный период старалась держать меня подальше от родных и

знакомых, на все лето отправляла меня в пионерский лагерь. Пионерский

лагерь состоял из бараков с детьми, домика администрации и четырех

туалетов.



Туалеты состояли из кирпичной будки, ямы, закрывающего эту яму

деревянного настила с дырками и говна с хлоркой. Говно с хлоркой воняли,

поэтому туалеты предусмотрительно строили далеко от жилых помещений и

обсаживали их кустами.



Девочки долгое время думали, что я мальчик: В общем, со мной не дружили.

В ту роковую ночь полуночный понос стал моим единственным товарищем.



Поносил весь лагерь: зеленые фрукты, немытые руки повара и всякое

дерьмо, которое жрали пионеры с голодухи делали свое дело. Дырки в

тубзике были обгажены расстроенными желудками четырехсот человек и

девочки ходили срать парами: одна гадит, другая светит фонарем, чтоб

первая не вляпалась в продукты распада предшественниц. Мне никто не

хотел светить фонарем, поэтому в ту ночь я высирала солянку в гордом

одиночестве; в тусклом свете фонаря были видны только очертания, и, сидя над

дырой, я смирилась с тем, что уже вляпалась в чье-то скользкое говно. Неожиданно

какая-то тень метнулась прямо на меня, я заорала, резко дернула неустойчивым

туловищем, ноги проехались по чьему-то поносу и я вошла в очко как хорошо

смазанная гильза. Фак! Летучая мышь загнала меня по пояс в кучу дерьма, над

головой смутно виднелась очко, если кто-нибудь сейчас придет гадить, то

положение мое ухудшится. Надо выбираться!

Через полчаса, пыхтя и шепотом ругаясь матом, я дотянулась до очка

руками: это, блин, было сложно - все твердые опоры были скользкими, как суки!

Ухватившись за края дыры, я подтянулась и высунула башку: от свежего воздуха

закружилась голова и я удержалась на завоеванных позициях только волей к

свободе. Подтянулась еще и оперлась на локти: нужно за что-то ухватиться, чтоб

не соскользнуть. Все вокруг было склизким, зацепиться можно было только за

поперечную деревянную балку в полуметре от меня, я с остервенением пыталась до

нее дотянуться, шипя от напряжения:

- Ну! Иди же сюда, сука! Дай, я до тебя дотянусь!..

Вдруг меня ослепила вспышка света, потом какой-то не то вздох, не то стон, и

глухой стук - я пересрала и свалилась обратно. Еще полчаса - и я снова над

очком. Так. Тянемся: Есть! Я схватилась за перекладину и вылезла на бетонный пол

еле дыша от счастья. Отдышавшись, решила переть к реке отмываться. Метрах в пяти

от тубзика валялся директор, рядом с ним валялся разбитый фонарь - сдох что ли?

Я пошла на речку, отмылась как смогла, а потом позвала людей: может и не сдох

еще, спасти можно.

Утром нам сказали, что у директора случился удар, вернулся в лагерь он только

под конец смены. Говорить он не мог, сидел весь день на веранде и ему нравилось,

когда к нему ходили дети. Я навещала его часто, он меня особенно любил - ведь

именно я тогда позвала к нему людей.

На следующий год мы узнали, что перед смертью директор ненадолго пришел в себя.

Он сказал, что в ту ночь он обходил территорию, случайно услышал странное

пыхтение в туалете и открыл дверь. На него из зловонной дыры

лез адский говняный лупоглазый червяк, тянул к нему щупальца и шипел:

- Ну-у-у: Иди же сюда-а: ссссука-а:. Дай, я до тебя дотянуссссь!..

За лупоглазую обидно, конечно.

(с) не помню откуда